Из-за угла вылетела машина гоблина Мариуша.
— По местам! — рявкнул Игорь.
Хеллбой впрыгнул на переднее сиденье, Антон на заднее, рядом — Эней, Мэй Дэй и Десперадо. Игорь захлопнул за ними дверь и вскочил на багажник, без труда удержав равновесие, когда машина рванула с места.
— Носовая фигура великовата, — сказал Антон. Теперь, когда все почти кончилось, его едва не трясло и очень хотелось говорить. — И совершенно не маскирует гальюн.
— Кормовая. И вообще, что за р-разговорчики на палубе? За нами хвост. Поднажмите, отче!
— Ты свой подбери, целиться мешает!
Хвост действительно имелся — типично бандитский «паджеро». Внедорожник, машина, которая застрянет там, куда прочие просто не доедут. Один хвост — это вполне терпимо. Беда в том, что они и так уже привлекли внимание массы народу, а полиция в таких случаях ждет морковкина заговенья только в кино.
Впрочем, Десперадо уже отреагировал. Из-под сиденья появилась бесконечная пушка — та самая, с которой Десперадо их встречал, «штайр». Лучан встал на колени на заднее сиденье, уперся локтями в багажник, прицелился (Игорь уже подобрал плащ, чтобы не мешать) и выстрелил. Один раз.
Машина преследователей вильнула в сторону, потом в другую — и, развернувшись дважды юзом, влетела в витрину какого-то закрытого по ночному времени магазина. Сработала сигнализация, на вой и звон начал зажигаться свет в окнах, подлетевший снитч дважды мигнул вспышкой — но, как обычно, глупая автоматика пропустила машину, с которой все было в порядке, и полетела к машине, которая торчала в витрине. Кен уже свернул на другую улицу и рванул к мосту через Одер.
— И что, он так и будет маячить наверху до самой Германии? — недовольно прорычал Хеллбой.
— Нет. Мы сейчас нырнем в посадку, тебя засунем в багажник, а его — на твое место, — спокойно ответил Эней. — И почему ты решил, что мы едем в Германию?
— Мать твою, парень! — Хеллбой задрал свои львиные брови чуть не до линии волос. — Если бы мы ехали от германской границы в другую сторону — я бы решил, что мы едем в Гданьск. А мы едем к Одеру, стало быть, через десять минут будем в Германии.
— Десять минут, — наставительно сказал Игорь сверху, — это много. Этого хватит даже до канадской границы, а нам туда не надо. Ван Хельсинг, если я схвачу бронхит, я его впишу в счет.
— А я думал, спляшешь на радостях. — Эней потер вспухающий синяк на подбородке, подарок от Грозы. — Держись там крепче. Костя, сворачивай.
Машина свернула в лесополосу, Игорь приник к багажнику, распластавшись всем телом.
Костя заехал в посадку, машину затрясло — нежный аппарат был приспособлен для езды по дорогам, поправка — по хорошим дорогам. Если бы Кен не отключил бортовой компьютер, он бы сейчас услышал о себе массу нелестного.
— Приехали, — сказал Костя, останавливая машину напротив загнанного задком в кусты «фальцера».
— Ну, здравствуйте. — Хеллбой вышел из машины, огляделся. — А где Михал? Анджей, тебя что, не он послал?
— Михал погиб, — сказал Эней.
По Ростбифу и Пеликану устроили самую настоящую языческую тризну. Самогонка лилась ручьем, пиво — рекой, Десперадо играл на гитаре, Мэй — удивительно красиво — на флейте. Вернувшихся из Клайпеды гоблинов Игорь взял на себя и в очень короткие сроки уложил под стол, сымпровизированный из канатных бухт и досок.
Он восхищался Энеем как организатором. Попойка была идеальным мероприятием, для того чтобы примирить Хеллбоя и Стаха, успокоить новичков, впервые побывавших на акции, особенно Антона, и спаять их окончательно с останками группы Каспера и группы Ростбифа, похоронив на поминках «ярлов» свое прошлое.
Тут он впервые и услышал частично знакомую ему по вокзалу в Золочеве песню про виски в исполнении трио Эней — Хеллбой — Стах. И как-то сами собой на ум пришли слова для русского перевода:
Жизнь одна и смерть одна,
Лишь дурак не пьет до дна.
Джонни Уокер, братец наш,
Взял весь мир на абордаж.
Минут через пять он обнаружил, что стол уже поет по-русски. Причем ведет он. Алкоголь на него по-прежнему толком не действовал. Согревал, но не пьянил. А вот эмоции… Но даже эмоций Стаху не хватило, чтобы перепить Игоря. Подобно настоящему языческому витязю, он ввязался в безнадежное состязание и пал.
Наутро алкогольный токсикоз удерживал всех насельников пансионата в горизонтальном положении почти до полудня. Полуочнувшийся Игорь бродил от домика к домику с холодным пивом и ведром, повторяя:
— Ничто так не сближает, как совместное похмелье.
Покончив с делами милосердия (все облагодетельствованные, включая гоблинов, вернулись в то же горизонтальное положение), Игорь несколько заскучал. Делать было совершенно нечего, ибо все намеченные ранее дела были коллективными, а коллектив валялся, сраженный Ивашкой Хмельницким.
Обычно люди в таких ситуациях берут что-нибудь почитать на сон грядущий (тем паче что Игорь намеревался отвоевать у этого сна еще десять минут и довести таким образом порог бодрствования до одиннадцати утра). Но читать оказалось нечего: чердак Стаха завален был древними польскими книгами, рассыпающимися по страницам, и у Игоря начисто отсутствовала охота браться за то, что запросто может оказаться тремя-четырьмя текстами сразу.
Тут он вспомнил, что на планшетке Антона есть часть личной библиотеки Энея. Похмельный Антон не возражал. Игорь залег, устроил планшетку поудобнее на пузе и принялся перебирать файлы.