Мир полуночи. Партизаны Луны - Страница 116

К оглавлению

116

— Н-нххе… Н-не перестал, — прохрипел Эней.

Костя округлил глаза.

— Ну, тогда ты вообще… буратино. Полено беспримесное.

— Мне… не нужны… сводники. — Эней «вышел вон и дверью хлопнул».

— Он, — сказал Кен Антону, — полено дубовое. А вы… и древесины-то такой не бывает.

* * *

Мэй и в самом деле заперлась. Эней постучался, позвал — никто не открыл. Он постучался еще раз — в дверь ударилось что-то, судя по звуку — сандалия.

— Мэй. — Он знал, что эти двери легко пропускают звук. — Мэй, я идиот. Я… я не знаю, как признаваться женщинам в любви. У меня никогда никого не было. Эти стихи… они и вправду были для тебя, только я… боялся. Я был такой, как Антошка. Когда я с тобой говорил, ты отвечала: «Чего тебе, малый?» И я думал — когда-нибудь сделаю что-нибудь такое, чтобы ты не могла… даже и не думала меня так называть. Вернуться к тебе… уже не… «таким щуренком». И вот я вернулся — и оказалось… что я по-прежнему боюсь. Мэй, если я кого-то люблю, то я уже не могу ему врать. Эти стихи для тебя, но я их тебе никогда бы не показал. Я их даже Ростбифу не показывал, а у ребят они оказались случайно, я же тебе говорил — позволил доктору скачать всю флешку разом, я был ранен и соображал еще плохо. А потом не стал уже обращать их внимание, думал — сами увидят, что стихи на польском, и пропустят… Я и в мыслях никогда не имел выставить это напоказ. А когда ты пришла… я подумал — это или судьба, или Бог… И когда оказалось, что это Игорь… Я дурак.

С той стороны двери послышались мягкие шаги. Эней чуть отступил.

— Ты меня бросил одну, — сказала Мэй с порога.

— Прости. — Эней покраснел. — Я что хочешь сделаю. Хочешь, пойду голый до самой пристани? На руках?

— Не хочу. — Мэй пожала плечами. — Зачем мне это? Поднимись лучше на крышу сарая и прочитай свои стихи оттуда. Громко.

Эней почувствовал, что ноги у него немеют, но виду не подал.

— Хорошо, — сказал он. — Сейчас.

Через несколько минут Костя, Стах, Хеллбой, Феликс, Гжегож и несколько гоблинов созерцали изумительное шоу: Эней на крыше громко и чуть нараспев декламировал:


Рвет беспощадно,
Как тигриный коготь —
Плечи антилопы, мне
Печаль человечья.
Не Бруклинский мост,
Но переменить в ясный новый день
Слепнущую ночь —
В этом что-то есть…

— Конец пришел парню, — вздохнул Стах. — Марек, дай ключ на восемь.

* * *

Игорь думал, что вот сейчас для Энея начнется время, когда дни кажутся досадными промежутками между ночами, но ошибся. Как ему рассказали после побудки, Эней, спустившись с крыши, твердым шагом прошел в домик к Мэй, где они десять минут проговорили, демонстративно не закрывая дверь, после чего появились на крыльце рука об руку и объявили, что намерены пожениться.

— Что, прямо сейчас? — удивился Костя.

— Нет, — сказала Мэй. — Завтра. Потому что я хочу платье, дружку, букет и все как положено.

Костя поскреб бороду.

— Кэп, ты переведи пани, что если я вас обвенчаю, то это на всю жизнь.

— Я знаю. — Мэй поняла без перевода. — Я согласна.

— Тогда раз у нас свадьба завтра, то чтоб до вечера она крестилась.

— Зачем? — спросил Эней. — Это же не запрещено. Муж неверующий освящается женой верующей. И наоборот. Там же написано.

— А чтобы все было по-честному. Не то получится, что все обязательства понесешь ты один. Объясни ей. Давай-давай, объясняй, я не буду совершать таинство над человеком, который его смысла не понимает.

— Хорошо.

Эней начал что-то тихо говорить девушке по-польски, через полминуты она оборвала его на полуслове и через его плечо кивнула Косте:

— Я согласна.

Костя зажмурился, видимо представляя себе объем информации, который ему придется изложить Мэй в кратчайший срок, но тут его тронули за плечо. Он оглянулся — Десперадо.

Чернявый юноша показал на Мэй, потом нарисовал у себя на груди знак креста.

— Ты тоже хочешь? — уточнил Костя.

Десперадо кивнул.

Костя вспомнил, что он один раз наблюдал за литургией. Что он там понял из службы на русском и что себе надумал, неизвестно, но раз человек просит…

— Добре…

В ходе свершения таинства произошло еще одно обращение — креститься захотел гоблин по имени Зденек. Костя мысленно взялся за голову, поскольку катехизация польских бандитов совсем в его планы не входила, но вспомнил о «благоразумном разбойнике» и махнул рукой, показывая Зденеку, чтобы и он шел в море. Может, и будут из этого Зденека люди. За крещеных, в конце концов, Церковь молится.

— Послушай, — сказал Цумэ Косте после совершения таинства, — тебе не кажется, что для них это… очередные казаки-разбойники?

— Особенно для Зденека, — вздохнул священник. — А тебе что, жалко?

— Нет, обидно. Меня месяц мурыжили.

— Так с тебя и спрос другой… И вообще, крестим же мы детей и младенцев под условием, что крестный наставит их в вере.

Игорь перевел взгляд на Энея, очень нежно поздравлявшего Мэй Дэй.

— В первый раз слышу о таком способе катехизации, — язвительно сказал он.

— Есть многое на свете, друг Горацио, чего ты не знаешь про катехизацию, — отбрил Костя. — Не в склад, зато в рифму.

— Падре, я же данпил. Ты же от меня и захочешь — не скроешь, что тебя что-то гложет.

— Ну и гложет. Ну и что?

— А то, что ты не хуже меня понимаешь, что все это… скороспелое.

— Ну понимаю, дальше что? Что мне, устроить им месячные курсы подготовки к браку? Я вот не данпил, а и то вижу, что, если откажу им или там хоть на день свадьбу перенесу, они на меня плюнут и в ближайшие кусты побегут.

116