Мир полуночи. Партизаны Луны - Страница 43

— Серебро?

— Напыление. Режь.

Бинты сами собой распадались под лезвием. Увидев рану, Антон обрадовался, что с полудня не ел. Входное отверстие — аккуратная круглая дырочка — было справа, на длину ладони под ключицей, на ширину ладони от грудины. Выходное — кровоточащая дыра, ожог с теннисный мяч диаметром, рваное мясо — между подмышкой и правой лопаткой. Но рана была не так страшна, как отек вокруг нее, похожий на карту Москвы: Бульварным кольцом — сгустки крови, коллоида и вот этого, похожего на говядину в супермаркете (Антона опять затошнило), а краснота — щупальца метро, пронизывающие московскую «субурбию». На воспаленной груди лиловел четкий отпечаток каблука. Антон зашипел сквозь зубы.

— Эмпат? — спросил подпольщик.

— Н-нет.

— Если плохо — выпей.

— Спасибо, я так…

Тем же ножом Антон разрезал очередной пакет с бинтами.

— Обведи пальцем границы отека.

Видимо, Ван Хельсинг кое-что смыслил в медицине и хотел сделать для себя какие-то выводы. Сделал, когда палец Антона завершил маршрут. Выругался беззвучно. Потом распорядился:

— Бери «Целитель» и дави прямо в дырку все, что осталось.

Склонился головой к столу и закусил ворот футболки.

— Г-готово, — пробормотал Антон, опустошив тюбик.

— Перевязывай. — Подпольщик снова закусил футболку.

Антон дважды обтянул бинтами поджарый торс, обнаружив по ходу еще одну интересную подробность: на шее, на прочной цепочке, этот охотник на вампиров носил не кулон со знаком зодиака, не камешек по китайскому гороскопу, а лепесток флеш-памяти. У Антона зачесались руки подключить его к своей планшетке. Да нет, чепуха — чтобы важные данные, пусть и под криптом, провозили просто так, на шее? А с другой стороны — надежнее всего спрятано то, что лежит на видном месте…

— Теперь через шею, — подсказал Ван Хельсинг. — Не очень сильно затягивай — скоро больше разнесет… — Тут Антон неловко его задел, и раненый, издав довольно громкое «Х-х-х-х!», ткнулся головой в стол и руководить прекратил.

— П-простите, — пискнул Антон. Нервы требовали разрядки, и он хихикнул. — Поверьте мне, я сделал это нечаянно, и, сделав это нечаянно, я сказал: «Простите меня».

— С… с… — просипел подпольщик, странно оскалившись. Самообладание дало-таки трещину, но выругаться по-настоящему, видимо, теперь мешал сбой легких.

И вдруг, хватанув воздуха, «пациент» прошептал на одном выдохе:

— Сударь, вы невежа…

Контакт — есть контакт! Наверное, у него дома тоже держали старые книги.

В дверь кто-то ткнулся, и с горловым звуком подпольщик выпрямил спину, наведя пистолет на вход.

Послышался стук. Антон заметался, потом сквозь одностороннее зеркало двери увидел Цумэ и успокоился.

— Заканчивай, — процедил Ван Хельсинг.

Антон вымотал последний метр бинта и закрепил его прилагающейся «липучкой». Кровь проступила тут же — выходное отверстие слишком велико, нужно шить. Операция нехитрая, но кому ее делать? И вдобавок тело раненого было лихорадочно горячим. Антисептик, входящий в состав «Целителя», и антибиотик из самых простых, безрецептурных, потерпели очевидное фиаско — инфицированная рана отравляла организм.

Осторожная дробь повторилась.

— Футболку. Куртку. Нет, просто набрось. Одеяло. — Пистолет спрятался под мягким синим полтексом. — Нет, нож оставь себе. Возьми чехол. В рукав. И бей, как только почуешь неладное. Не жди, не думай, ошибся или нет. Просто бей и беги.

Раненый опять откинулся на сиденье и, прикрывая глаза, пояснил:

— Это варк, не забывай. Если он будет готов — тебе конец.

Антон запихал кровавые бинты в пакет и сунул его под куртку, заткнув за ремень.

— Теперь отпирай.

Цумэ, пьяно растопырившись в проеме, громко протянул — явно на публику:

— Та-ак… Чем это вы тут занимались? Тебя на минуту нельзя одного оставить…

— Дверь закрой, — поморщился раненый. — И запри.

Цумэ захлопнул дверь и поставил на стопор. Плюхнулся на свое место.

— Допей водку, — продолжал подпольщик. — Всю. Золочев — через двенадцать минут.

* * *

Симпатичный и тихий русоволосый мальчик в школьном жилетике и зеленых джинсах сошел в Золочеве. Из его сумки торчал длинный чертежный тубус. Потянувшись после долгого сидения и зевнув, мальчик зашагал к турникету контроля на станции.

Пьяноватый молодой человек в бандане вышел размять ноги и покурить там же. Он явно не собирался отходить от поезда дальше урны.

— Вашi документи, — унылым голосом сказал мальчику с тубусом контролер. Каждый раз было странно слышать язык — очень похожий на родной и все же чужой.

Антон облизнул сухие губы. Его унипаспорт мог пройти поверхностную проверку, но вот тщательной уже не выдержал бы. Он уезжал из Харькова второпях и как следует подчистить новую карту не успел… А уж если откроют тубус и увидят там не что-нибудь, а посеребренный меч…

Из вагона тем временем выполз еще один пьяный. Два шага по прямой были за пределами его возможностей. Обнаруживая, что сбился с курса, он бранился «К'рва!» и брал два-три румба в противоположную сторону.

— От же ж набрався, — покачал головой контролер, возвращая Антону карточку.

Пьяный, шатаясь, короткими перебежками от фонаря к фонарю преодолел расстояние между поездом и автоматом по продаже разной чепухи, проделал несколько безуспешных манипуляций с карточкой и панелью заказа, получил несколько сообщений «Помилка — Error», добрался до вокзала и на великолепнейшем польском — правда, изрядно заплетающимся языком — спросил у контролера, где можно купить пива. За живые деньги пиво продавалось в буфете по ту сторону паспортного контроля, и до поляка не с первого раза дошло, чего контролер от него хочет, а когда дошло, он сунул контролеру карту на имя Збигнева Бакежиньского, дохнув при этом таким выхлопом, что контролер даже в чекер ее совать не стал. Но до буфета поляк не дошел — упал на колени, а после бесплодной попытки встать хрипло, но вполне музыкально заорал: «Whisky z lodu swietna rzecz, wszystkie troski goni precz! W gore szklo i flacha w dol, I tylko wariat pije pol. Szklany Jasio to nasz brat, zawojowal caly swiat!»