— Все, я понял. — Ван Хельсинг сидел пристыженный, опустив голову. — Непротивление злу насилием и тэ дэ. Вы, наверное, правы…
Роман Викторович ударил кулаком по столу с такой силой, что задребезжал стеклянный шкаф.
— Я ему сейчас сам врежу, честное слово, — заклокотал он. — Я в конце концов тоже холерик. При чем тут непротивление злу, Андрей, дорогой мой?! Мы сопротивляемся, мы сопротивляемся как можем, — вы просто не знаете, сколько всяких «случайностей» каждый год происходит со священниками в одной России! Официально ничего такого нет — но я не помню за последние двадцать лет, чтобы поп, который не пошел на союз с воскрешенцами, спокойно закончил свои дни! А в присутствии католика мне и доказывать-то что-либо стыдно: если брата Михаила схватит безопасность, он ухнет «по процедуре» за одну только принадлежность к Римской церкви! Безотносительно того, что он исцелившийся вампир! Мы применяли бы силу — если бы могли. Если бы знали, как это сделать, не сыграв им на руку. Не погубив все вокруг еще более окончательно.
На террориста совсем уж стало жалко смотреть. Обычно он казался старше своих лет — но теперь выглядел растерянным мальчишкой.
— Ладно, я дурак, — сказал он. — Извините. Я умею только убивать варков, вы умеете исцелять, но вас самих за это убивают — а делать-то что?
— Знал бы прикуп — жил бы в Сочи, — проворчал уже перегоревший Роман Викторович. — Вы меня тоже извините, Андрей. У нас тут маленький островок, на котором можно вести достойную жизнь. Не врать, не выслуживаться перед бесами, никого не продавать. Мы, конечно, люди, а не ангелы, все не без греха, но и лишних грехов стараемся не делать. Все, полежите перед дорогой. — Доктор накинул халат на плечи Андрею и тот слез со стола. — Антон, иди собирайся.
— Кто-то у ворот, — сказал брат Михаил.
Игорь вслушался во внешнее.
— Женщина, — добавил он к словам монаха. — Молодая.
— Очередная паломница, — закатил глаза епископ. — Доконают меня эти девки.
— Паломница? — удивился Игорь.
— Угу. — Костя, промолчавший весь разговор и незаметно перебравшийся в смотровую, хохотнул. — Вон к нему. — Он показал большим пальцем в сторону двери, за которой скрылся Андрей.
— Видите ли, Игорь, — с глубоким вздохом пояснил епископ, — немного пожив в нашей местности, вы заметите, что женское население тут, как бы это выразиться, преобладает над мужским. Поэтому когда прошел слух, что в доме владыки Романа поселились его родственники, два «файных хлопчика»…
— Ой, мама, — выразил сочувствие Игорь.
— Именно.
Прошло не больше четверти часа, с тех пор как фургон с Игорем, Андреем и Антоном уехал в направлении Августовки, когда во двор отца Романа въехала другая машина: заляпано-фермерского вида «опель» двадцати лет от роду. Водитель, невысокий полный дядька с аккуратной бородкой, одетый все в ту же списанную рабочую форму, поднялся на крыльцо и тихо поприветствовал отца Романа и брата Михаила. Он всегда говорил тихо: во время армейской службы словил пулю в горло, а пересаживать гортань не стал.
— Ну что, — сказал Филин, покончив с ритуалом приветствия. — Поповский консилиум объявляю открытым. Пойдемте чаю попьем, отец Януш.
— Так вы же уже пили? — прошелестел отец Януш, совладелец свинофермы.
— Ничего. Мы еще выпьем. Всухомятку у нас не получится.
Они расселись за столом, отец Роман пододвинул отцу Янушу тарелку сырников.
— Что показал медосмотр? — Настоятель кивком поблагодарил и начал мазать сырник сметаной.
— Игорь биологически остановился на двадцати пяти — двадцати семи годах. — Антикварный расписной самовар, известный в округе как «самописец», загудел, отец Роман долил воды. — Стаж у него, если по приборам, — не больше пяти лет, никаких скачков метаболизма не видно. Он сказал, что был каскадером, так?
Брат Михаил кивнул.
— Профессия публичная, — тихо подхватил мысль отец Януш. — В Сети должны остаться какие-то сведения. Что было прошлой ночью, брат Михаил?
— Да примерно то же, что и со мной. — Монах-данпил вздохнул. — Боли, синяки ниоткуда, видения жуткие и прочая прелесть.
— И как он?
— Сказал бы «нормально», да опыта мало. Примерно как я. Боль переносит в целом лучше — это, наверное, из-за профессии. Он быстро вспомнил. А вот в ситуации разбирается хуже.
— А сегодня?
— Этой ночью приступа не было. Думаю, следующий — в полнолуние. Надеюсь, что обойдется, но ручаться не могу. Он очень хочет — насколько вообще может хотеть…
— А твои, Роман? — спросил отец Януш. — Я ведь их не знаю совсем. Может, нужно было и их поселить в монастыре?
— Нет, — жестко ответил брат Михаил. — Они умные мальчики. Они бы поняли, что это, по сути дела, арест. Или карантин.
— Они уже поняли. — Отец Роман потрогал самовар. — Этот Андрей точно, и каскадер ваш — тоже.
— Игорь-то как раз не против, — отмахнулся брат Михаил. — И даже за. Чем больше его страхуют, тем лучше он себя чувствует. А вот ребята… давайте начистоту, отцы: мы боимся не того, что СБ все-таки обратит на нас внимание. Мы боимся даже не того, что у Игоря будет рецидив. Мы боимся Андрея. Лидера. Имеющего цель и увидевшего здесь средства. В общем, я ему довольно откровенно объяснил про наши страхи.
— Даже если мы отправим их отсюда, — сказал владыка Роман, — они все равно начнут. Мы показали им, где копать.
— Но они не уведут наших детей. — Отец Януш долил себе кипятку. Он пил некрепкий. С его сердцем крепкий было нельзя.