Мир полуночи. Партизаны Луны - Страница 78

Андрей сбросил со здорового плеча тощий рюкзак. Его правая рука все еще висела на перевязи, но в остальном физических нагрузок он не чурался.

Он горячо поддержал идею переезда в Хоробров, где жил Костя. Дом, который нашел им епископ, принадлежал старику, умершему восемь лет назад. Монастырь ссудил их веником, совком, ведром, ветошью, спальниками и некоторым количеством посуды.

Ввиду спартанской обстановки уборка прошла быстро и легко: обмели паутину по углам, протерли пол и запыленные поверхности, включили по новой газовые вентили и насос, прокачали застоявшуюся воду — аминь, готово.

Деревня обогревалась и освещалась биогазом, получаемым из… э-э-э… отходов метаболизма. Длинные черные баки как раз и служили генераторами этого биогаза, при том же монастыре, то есть свиноферме, его выработка шла чуть ли не в промышленных масштабах. Там же была и электростанция, на том же газе работали домовые теплогенераторы. Горел этот газ не таким чистым и жарким пламенем, как городской, много коптил, но Андрей, неприхотливый то ли по природе, то ли в силу воспитания, не жаловался, и Антон тоже молчал. Да и не так уж плохо здесь было: главное, очень прилично ловилась Сеть.

Закончив уборку, они постелили себе на полу и распаковали еду, полученную также в монастыре. Холодильника в доме не было, только пакет с термоизолятом, и доминиканцы, видимо, приняли это в расчет, выдавая паек: пачка чая, пачка сахара, шмат соленого подчеревка, пять кило картошки, полбуханки черного хлеба, десяток сырых яиц.

Андрей велел Антону чистить картошку, а сам принялся топить сало на сковороде и греть воду для чая, напевая при этом какую-то украинскую песенку, в которой, насколько мог понять Антон, речь шла о разнице темпераментов блондинок и брюнеток. На словах «Чорнява чи бiлява — щоб лиш поцiлувала» выяснилось, что картошку чистить Антон не умеет.

— А как же ты жил? — изумился Андрей.

— Дома прислуга была. — Антон пожал плечами и снова сунул в рот порезанный палец. — В общежитии — столовая. А в бегах я чищеную покупал.

— Ладно, за салом последи. — Андрей отдал ему вилку, а сам пошел за перевязочным материалом для порезанного пальца.

Дочищать картошку он не стал — только домыл и нарезал довольно неуклюжими, толстыми ломтями. А впрочем, когда она прожарилась, запах пошел такой, что Антон решил: неважно, как это выглядит — щоб лиш поцiлувала.

— А почему здесь так не любят москалей? — спросил он, запивая пищу богов чаем.

— Не любят? — удивился Андрей. — Да нет, здесь еще нормально. А не любят — ну кто требовал сюда войска ввести для борьбы с орором? Коваленко, Рождественский и Штерн.

— Но ведь… не дураки же эти местные. Чтобы эпидемию хотя бы застопорить, нужно было действовать вместе. И быстро. А здесь же был князек на князьке… Да и не российские это были войска…

— Нужно было… — Рот Андрея исказился на секунду. Он почти не выражал эмоций лицом, и внезапно Антон понял, что дело тут не только в самоконтроле. — Ты ж вспомни, как это делалось. И поляки с датчанами потом вымелись, а московская Цитадель свою марионетку посадила. Так что ты местным не говори, что нужно было, хорошо? А то в этих краях до сих пор кое-где томаты машинным маслом удобряют.

— Зачем? — изумился Антон.

— А чтобы пулеметы не заржавели. Стрелять из-за этого никто не станет, но место больное.

В дверь стукнули. У мгновенно вскочившего Андрея, как по волшебству, в левой руке оказался пистолет.

— Кто?

— Свои, — прогудел из-за двери Костя.

— Так, уси свои, — подтвердил более высокий голос семинариста брата Мартина.

Замка на двери не было, эти двое могли войти и так. Андрей оценил деликатность и оружие спрятал.

— Добро пожаловать.

В одной руке отец Константин нес связку сушеной рыбешки. В другой — канистру пива.

— Я хотел самогонки принести, — сказал он, опережая вопрос. — Но этот католик уломал меня взять пиво.

— Спасибо католику. — Андрей подвинулся на спальнике, чтобы пришедшим было куда сесть. — Я водки в поезде нализался на сто лет вперед.

— А я надышался, — вставил Антон.

— Хлипкий нынче инсургент пошел… — вздохнул Костя.

Из безразмерной ветровки брата Мартина появилась стопка пластиковых стаканов — не то чтобы одноразовых, но все-таки говорящих о бренности бытия всем своим видом.

— Значит, так, — сказал Костя, слизнув пену с усов. — Ты, Антоныч, заходишь завтра ко мне прямо с утра, в девять. Вас, пане террористе, я тоже приглашаю. Если хотите.

— А то можно к нам, — подмигнул Мартин.

— Я подумаю, — кивнул террорист.

Опустошили стаканы, разлили по второй. Антон не успевал за старшими, да и гнаться за ними не хотел. «Джон Ячменное Зерно» разочаровал, послевкусие после него оказалось какое-то затхлое. Подкопченная сушеная рыбка была интереснее.

— А вообще, — Костя сменил тон, — ты как дальше? Подлечишься, восстановишься — и опять пойдешь варкоту рубать?

— Не совсем. Но в конечном счете — да. Они ведь не уйдут сами.

— А Антон?

Андрей посмотрел в его сторону. Они раньше как-то не обсуждали, что будет, когда Андрей выздоровеет.

— Я решил… — Антону почему-то нелегко дались эти слова, — идти с ним.

Костя сморщился — будто пиво внезапно прокисло.

— В боевую группу?

Антон кивнул.

— Ты сдурел? — без лишней дипломатии спросил священник у террориста.

— Я был младше, когда начинал. И бойца из него все равно не выйдет, не волнуйся. Он по натуре — «кузнец». Ну, мастер по документам.